Судьба «мальчика с сачком». От роли «А чё это вы тут делаете?» до грузчика

Актер Вячеслав Царев прославился маленькой ролью в «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», снялся у Климова и Тарковского, а после подался в грузчики, в разнорабочие, начал выпивать…

Актёр Вячеслав Царев. © / «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» (1964). / Кадр из фильма

9 октября 1964 года состоялась премьера фильма Элема Климова «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Это был дебют. Режиссер волновался. И не зря. В гробовой тишине члены худсовета посмотрели картину и так же молча вышли. Фильм отложили… А спустя какое-то время показали Хрущеву, и он от души повеселился: смешно ведь, пускайте в прокат!..

Через пять дней после премьеры Пленум ЦК КПСС постановил снять Хрущева с должности. Но это уже совсем другая история.

О том, как снимался фильм «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», об Элеме Климове и о себе, рассказывал Вячеслав Царев — исполнитель роли мальчика с сачком, запомнившийся одной-единственной, вроде бы простой, но такой колоритной фразой: «А чой-то вы тут делаете, а?..»

В 60-е годы он снялся в пяти фильмах, в том числе, у Климова, Тарковского и Шепитько. Судьба предоставила ему шикарный шанс выбиться «из грязи в князи», а потом опустила на самое дно. И теперь впору о нем самом снимать кино — как жить не надо…

Один как идиотик…

Славе было лет 12, когда выпускник ВГИКа Элем Климов начал снимать дипломную работу «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Слава учился в школе, был пионером, жил в деревушке Троице-Голенищеве недалеко от «Мосфильма» и после уроков катался с ребятами «зайцем» на троллейбусе.

Строгий голос: «Ваши билетики?!» испугал пацанов насмерть. Но уже через минуту «контролер» вышел из роли и, обращаясь к Славику, спросил по-доброму: «Хочешь в кино сниматься?» Как это, мальчик представлял себе плохо.

— Мама у меня на ТЭЦ вахтером работала, папа тоже простолюдин, — рассказывал Царев. — Говорю же — я из крестьян, господи Боже мой!

Вслед за Славой на свет появилась сестренка. Достатка в семье не было.

— Ну, отбор я прошел. Песню спел (гимн пионеров «Взвейтесь кострами!»), станцевал, стихотворение «Стрекоза и Муравей» рассказал. В школе учился так себе. Но все сделал, что просили. А как же!

— Хулиганили небось в школе?

— А что это сразу «хулиганил»? До сих пор не пресекался, ни привлекался…

Климов предъявлял жесткие требования к претендентам на роли и не сразу рассмотрел маленького Славу.

— На пробы съехались триста детей. Элитные, наряженные. У многих родители — важные шишки… Я один — как идиотик… Помню, пришел домой: «Мам, меня там на съемки пригласили… Дядя один… Климов». Она переполошилась: «Славочка, зачем? куда?». В чем была дома, поехала со мной на «Мосфильм»… Ну что там говорить, жили мы в деревне, а значит, бедно.

Он так и не узнал, сколько получил за фильм, сделавший его в 1964 году известным. Гонорар получали родители.

— Я же 13-й номер был, тьфу, господи. Был задействован на протяжении всей картины. Снимали в пионерлагере «Орленок». Я потом даже от школы отстал.

Климов — папа в искусстве

Когда картина, преодолев бюрократические препятствия и освободившись от ярлыков «антисоветской» и «антихрущевской», все же вышла на экраны, Славу Царева стали узнавать на улице. И даже в 50 лет останавливали: мы на ваших фильмах выросли.

— Добрая картина, мне нравится. А смысл там какой? Понимаете? «Дети, вы хозяева лагеря!». Какого такого лагеря? Социалистического, коммунистического… Тогда-то мы многого не знали, не понимали…. Климов гением был. Я его называл папой в искусстве. А он говорил: «Я тебя породил, я и убью». А мне озвучивать страшно не хотелось. Ну, какому ребенку понравится, что его бьют?

— Неужто по-настоящему били?

— А как же! Я ведь должен был кричать, а просто так не получалось. Климов вообще строгий был. Подзатыльники давал…

Судьба была благосклонна к Цареву. Сказав: «Из тебя будет толк», она дала ему второй шанс и отправила к Тарковскому в картину «Андрей Рублев». Славе надо было только прислушаться к ней…

— Тарковский ведь тоже великий режиссер. Я Андрейку играл, друга Бориски (в этой роли снимался Николай Бурляев. — Авт.). Ой, ну у Андрея Арсеньевича все сложнее было. Мы тогда пол-страны объехали: Кижи, Владимир, Суздаль, где на один кв. км чуть не 37 церквей… А фильм-то вообще жестокий. Столько крови! Татаро-монголы. Зарезанные лошади…

— Как Тарковский относился к актерам?

— Очень прекрасно, очень прекрасно! Но в то же время и требовательным был. Ко мне — понежнее, все-таки я и ростом поменьше, и помоложе. А там ведь были и такие, как, допустим, Солженицын…

— Анатолий Солоницын?

— Тьфу, ты, господи, Солоницын, конечно… С ребятишками режиссер был поласковее. А спуску все равно не давал. Если что не так, ругал: я на тебя пленку трачу, свет, грим. А ну, возьми себя в руки! Психолог был отличный. Когда расстались, я попал к Юсупову, в фильм «Ташкент — город хлебный»…

На самом деле, эту картину снял узбекский режиссер Шухрат Аббасов. Царев, вероятно, напутал, подзабыл. Он и про климовский фильм говорил, что должен был там кричать. Но зачем, если в роли всего две фразы: «А чой-то вы тут делаете, а?» и после того, как его прогоняют: «Ладно, ладно». Напротив, в «Рублеве» Андрейку секут, и, вполне вероятно, Тарковский требовал натурального ора.

Было ощущение, что Царев не хотел ничего помнить. Отслужив три года на флоте, он завязал с кино. Раз и навсегда.

Кошки и куклы

Исколесив вдоль и поперек Бутово, мы с фотографом, наконец, нашли дом Царева. Ехали без приглашения. Телефона у артиста не было…

Узнать мальчика с сачком оказалось несложно. Тот же взгляд, улыбка. Разве что не спросил: «А чой-то вы тут делаете, а?»

Впрочем, нет. Взгляд был невыносимо уставшего от жизни человека. Грустная улыбка выдавала лютую ненависть к стоматологии.

Небольшого роста. Помятое, в морщинах лицо. Старый рваный свитер, ставший белесым от кошачьей шерсти. Подвернутые джинсы — будто взяты напрокат. Ботинки откуда-то с антресолей, одни для дома и улицы. Встретишь такого в городе — по инерции шарахнешься…

Вячеслав Царев в фильме Андрей Рублёв» (1966-1969)

Обстановка в квартире — безмолвное, но яркое дополнение образа хозяина.

— Живу я просто, даже убого. Кушать нечего. Зато выпить много, — будто оправдывался он.

Огромный шкаф, сервант, стол, пара стульев и три кровати (одна на кирпичах) — вот и весь интерьер однокомнатной малогабаритки, в которой обитали Царев, жена Люда, старая кошка-мать и два ее жирных сына. Похоже, животные только и помогали ему оставаться человеком. Их надо кормить, выгуливать — огромная ответственность. Проявить заботу и любовь к детям Цареву не пришлось.

— Первая жена метрдотелем в ресторане работала. Но, видимо, не устраивал ее бывший артист — нашла кого получше. А меня армейские друзья познакомили с Людой. Мы уже полжизни вместе. Она на стройке диспетчером трудилась, там и квартиру эту получила. Но сейчас на инвалидности. Люда у меня мануфистка — знаете, что такое? Она маленьких кукол собирает, а я ей помогаю! В коллекции ни одной одинаковой! Вон, смотри, мышонок спит в ягодке…

Показывая игрушки, Царев вмиг преобразился! Глаза загорелись! Смех, улыбка — ну, точно как в детстве. А начинал говорить о жизни — и опять скисал.

Отдав долг Родине, сразу устроился грузчиком. Режиссерам, если предлагали роли, отказывал. Но отчего? Почему выбрал не самое лучшее место под солнцем? В его жизни ровным счетом ничего не понятно…

Лучшей жизни не будет

— Ну, не хотел я больше сниматься. Не хо-тел!

— Что делать планировали?

— Ну не воровать же. Это я сейчас временно не работаю…

— Жаль, конечно. Хорошо ведь начали!

— Хорошо начал, да плохо кончаю.

— Может, простите, сглупили, не подумали, что стоит продолжить? Некому было подсказать?

— А вот это — может быть! Да! Наверное, по глупости. Просто вбил себе дурь в голову. Думал: зачем мне это?

— Грузчиком лучше?

— Может быть.

— Так ведь тяжелая работа.

— А там — умственная. Тут на руки давят, там на мозги.

Царев рассказывал, что каждый раз его в работе что-то не устраивало — оттого и увольнялся, переходя на другую. По правде: часто — выгоняли. В том числе, за пьянку.

— Мы ведь вас еле нашли. Поговаривали, вы спились, умерли…

— Да что вы?! Неужели такое говорили? Нет, как видите — жив, здоров…

— Разве что выпить любите?

— А кто не любит?.. И почему не выпить, если есть?

Царев был не пьян и оттого, наверное, малоразговорчив и сентиментален. Сидел грустный…

— А сейчас смогли бы сыграть, если б пригласили?

— Я уж и камеры, наверное, испугаюсь. Давно не зовут… Да и типаж не тот. Если только найдется роль для меня, загримируют под Бабу-Ягу… Но нет… Негож я: старый, без зубов…

Родители Царева, поначалу недоверчиво относившиеся к тому, что сын снимается, потом гордились им. Но их уже много лет нет в живых. Не осталось друзей из мира кино. Армейские — кто пьет, кто колется. Да и из родных — только супруга и сестра. Потому, наверное, на вопрос: «Как же вы живете без телефона?» — артист вздохнул: «А кому звонить?» И в словах его была такая неподдельная тоска! Такое одиночество!

В тот момент он уже два года сидел без работы. Изредка кто-то доверял что-нибудь разгрузить, давал денежку или продуктов. А так… Жил Царев затворником. Ничего не хотел. Ни на что не надеялся.

— О чем мечтать? Лучшей жизни, наверное, уже не будет.

При этом он не жаловался, как многие, оставшиеся не у дел. Не озлобился, не проклинал власть. И несмотря на все передряги, сумел остаться человеком. Искренним, наивным и добрым.

28 июня 2006 года Вячеслав Царев ушел из жизни. Ему было всего 55. Или 54… Дата смерти известна, а дня и месяца рождения в справочниках нет. Такая судьба…